"За гранью возврата"-Олег Бондарев

[Де Сад]

Предлагаю вам прочесть этот рассказ.Он наверное единственный,что понравился мне из всей книги "Фентези 2010",разучились люди писать...
Я не говорю что он великолепный или там берущий за душу.Я просто предлагаю вам его прочитать.

Олег Бондарев

За гранью возврата

Когда-то бывший родным, этот город стал чужим для меня.
Все мои знакомые и друзья без вести пропали, оставив вместо себя других людей. Не хуже, не лучше - просто других.
Я брел по улицам, а люди проходили, пробегали рядом, не обращая на меня никакого внимания. Я ощущал себя одиноким призраком в мире живых.
Знакомые с детства вывески, побитые временем, выцветшие, красовались на прежних местах. Отыскав одну из таких, я подошел к двери, взялся за ручку и потянул ее на себя.
Это был трактир - большой, насквозь пропитанный дымом, потом и перегаром. Несмотря на полдень, посетителей хватало; почти все они курили, пили и о чем-то беседовали.
Мое появление отвлекло их лишь на миг. Десятки равнодушных взглядов прошли сквозь меня, и люди как ни в чем не бывало вернулись к обсуждению последних новостей и слухов.
Свободный столик нашелся как раз напротив входа в кухню, но я лишь постоял рядом с ним, после чего отправился к стойке. Опустившись на высокий табурет, пустым взглядом я уставился на ряды бутылок, коими были заставлены полки.
Скрипнули дверные петли, послышались шаги. Потом наступила тишина.
Я посмотрел налево.
Возле двери в кухню стоял трактирщик - крупный дядька лет сорока, в сером фартуке и с бутылкой вина в левой руке. Поймав мой взгляд, он сначала в ужасе отшатнулся, пробормотал что-то под нос и перекрестился.
- Можно мне кружку вина? - спросил я. - И где, кстати, Джек? Неужто он продал трактир и уехал куда-то?
Хозяин разбил бутылку о стойку.
Во все стороны полетели осколки. Я отвернулся, чтобы они не попали в глаза.
- Убирайся, - прошептал трактирщик еле слышно. После, уже громче, он добавил:
- Не знаю, кто ты, но убирайся прочь!
Я усмехнулся, неспешно поднялся с табурета и поплелся к выходу. Его ненавидящий взгляд жег мне спину.
Уже взявшись за ручку, я оглянулся через плечо и сказал:
- Никому нельзя отказывать в последнем желании. Никому.
Он ничего не ответил. Я открыл дверь и вышел наружу.
Город, другой, чужой, все еще жил. Люди сновали туда-сюда... Но детей видно не было. Никто не гонялся за бесхвостой собакой, не стрелял из рогатки...
Кругом были мужчины, женщины... а детей словно стерли.
Где-то далеко, в одном из множества двориков, уныло завыл пес. И я пошел на этот вой, стараясь не мешаться под ногами у прохожих, лавируя между вереницами людей.
Путь мой занял не более десяти минут. Зайдя во дворик, я сразу увидел пса. Он, усевшись на землю и задрав морду кверху, неустанно выл на серое осеннее небо.
Однако, почувствовав мое присутствие, дворняга тут же замолкла и повернула голову ко мне.
Воцарилась тишина.
Пес смотрел на меня, я - на него. Оба мы не двигались.
Потом я сказал:
- Иди сюда, дружок.
Он некоторое время не решался, но затем все же поднял зад и неуверенно пошел ко мне. Буквально в двух шагах дворняга остановилась и еще раз взглянула мне в лицо.
- Не бойся, дружок, - сказал я ласково. - Не бойся меня.
Тогда пес подошел ко мне вплотную. Я, кряхтя, опустился на корточки и принялся гладить его. Он приветливо завилял хвостом.
Это была самая обычная дворняга, каких множество в любом другом городе - побитая несладкой жизнью, кормящаяся с помойки... вызывающая отвращение у сильных мира сего...
Когда-то я тоже терпеть их не мог.
Теперь же все изменилось. Я сам стал дворовым псом, лишенным конуры, обедов, завтраков и ласки. Я так же бесцельно бродил по улицам, заглядывался в глаза чужих людей, прося обратить на себя внимание, не получал его и брел дальше.
Лишь изредка, так же, как мой новый друг пес, обращал взгляд к такому низкому небу и тихо выл.
- Пойдешь со мной? - предложил я дворняге.
Пес посмотрел мне в глаза, и я невольно вздрогнул, увидев в них свое отражение.
Мое лицо было сплошь покрыто язвами, струпьями. Горели только угольки глаз - все остальное давно умерло.
Но пока эти угольки будут гореть, я буду верить.
Мне говорили, что эта болезнь неизвестна медицине. Говорили, что долго не протяну.
Я и сам чувствовал, что чья-то холодная рука уже легла на мое плечо и скоро, совсем скоро грубо развернет меня. Обладательница руки заглянет в карие глаза, покачает головой и скажет идти с ней.
И я не смогу сделать шага назад. Такой возможности просто не будет.
Только - вперед.
За грань.
Но пока я еще могу ходить и говорить, нужно обязательно показать моему новому другу этот город.
- Пошли.
Я первым устремился прочь. Мой друг, не раздумывая, устремился следом.
Теперь мы шли по городу вместе. Я больше не обращал внимания на людей, что бродили по улицам.
Город для меня разом опустел. В нем были только я и мой друг, которого я назвал просто - Пес.
- Видишь этот дом? - спросил я, указывая на высокое двухэтажное здание.
Молчание.
- Здесь когда-то жил мой друг Билли Уоркер. Пойдем, посмотрим, кто живет там сейчас?
И снова в ответ - тишина.
Мы подошли к дверям, и я, заговорщицки подмигнув Псу, постучал.
Открывать нам не спешили. Я уже собрался уходить, когда наконец услышал шум засова.
Дверь отворилась, и я увидел мужчину лет тридцати пяти, одетого в простую черную рубаху и серые штаны.
- Кто вы? - спросил он недоверчиво.
- Я хотел бы узнать, где сейчас живет человек по имени Билли.
- Меня зовут Билли.
- Мне нужен именно Билли Уоркер.
- Я и есть Билли Уоркер.
- У меня нет времени на шутки, - покачал головой я. - Мне бы хотелось познакомить Билли Уоркером с моим новым другом, так что просто скажи, где мне его искать.
- С каким другом?
- С моим другом Псом.
Некоторое время хозяин дома разглядывал сидящую рядом со мной дворнягу, после чего вновь посмотрел на меня.
- Ты сумасшедший? - спросил он тогда.
- Я ищу Билли Уоркера, чтобы познакомить его с моим другом...
- Это я понял.
- Тогда просто скажи - где сейчас Билли?
Хозяин дома захлопнул дверь.
Постояв чуток на пороге, я понял, что возвращаться он не собирается.
- Пойдем, Пес, - сказал я. - Он почему-то не хочет говорить, где нам найти Билли. Может, пойдем и поищем его сами, а?
И мы пошли дальше, минуя такие похожие дома-коробки, указатели, вывески. Пес не отставал от меня, бежал рядом.
Я не знал, куда мы идем.
Стоило показать Псу еще что-то... что-то очень важное...
Что именно?
Ах да... надо бы заглянуть к Скайлу...
Старый добрый Скайл...
Старый добрый ублюдок Скайл.
Когда-то я считал его своим другом, ну, или, по крайне мере, старшим товарищем, к которому всегда можно обратиться за советом, за помощью.
По его вине я гнил в тюрьмах, по его вине мое лицо - мертво, а скоро умрет и тело.
Он знал всю правду, но солгал стражникам.
Зачем? Ответ мне неизвестен.
- Знаешь, Пес, - говорил я идущему рядом другу, - это так странно и страшно, когда подобные люди, те, кому ты верил, доверял, поступают с тобой гадко. Нет ничего хуже удара в спину, ведь это удар, которого не ждешь, который не предугадаешь.
Пес не отвечал, но я знал, что он все понимает.
- Ты видишь меня, друг? Видишь, что со мною случилось? Всему виной - он. Тот человек, которому я доверял.
Потихоньку мы приближались к дому Скайла. Это был шикарный двухэтажный особняк, со всех сторон окруженный высоким забором. У входа как всегда дежурил дворецкий - сколько себя помню, он постоянно был там, еще когда мы со Скайлом были мальчишками.
Хотя, возможно, это был уже другой слуга, а не старик Джейкинсон, который встречал пришедшего приветливой улыбкой и был всегда обходителен в беседе.
- Вы к кому? - спросил нынешний дворецкий.
Улыбки на его лице я не увидел.
- К Скайлу.
- Его нет дома. Что передать?
- Я подожду.
- Вы не понимаете, - покачал головой дворецкий. - Господин Скайл вернется только через неделю. У них в Белом Совете заседание и...
- Скайл - в Белом Совете? - не поверил ушам я. - Кто его туда пустил?
- Всеобщее собрание. А вы имеете что-то против?
- Имею. Скайл должен быть не в Белом Совете, а в тюрьме.
- Простите, но... - нахмурился дворецкий.
- Не за чем просить прощения, не за что извиняться, - перебил его я. - Мне нужен Скайл и точка. Найдите мне его!
- Но... - вновь попытался возразить слуга, когда чей-то голос остановил его:
- Не стоит, Джейкинсон. Я побеседую с этим... господином.
На пороге дома стоял человек лет тридцати пяти-шести в длинной белой мантии и с белым же посохом в правой руке. Человек был бородат, имел длинные черные волосы и густые брови.
- Впусти его, Джейкинсон, - велел незнакомец.
Дворецкий, которого неизвестный почему-то назвал Джейкинсоном, послушно отворил калитку и предложил нам с Псом войти. Я пропустил друга вперед, сам пошел следом.
Однако Пес сделал всего два шага, прежде чем остановился и злобно зарычал на человека в белой мантии.
- В чем дело, друг? - спросил я его. - Почему ты рычишь на него?
Пес пропустил мои слова мимо ушей.
- Что это с вашей дворнягой?! - испуганно воскликнул незнакомец.
- Я не знаю...
- Черт с ней, говорите уже, что привело вас ко мне?
- Я хочу увидеться со Скайлом.
- Я перед вами. Слушаю.
- Вы что, сговорились все, что ли? - усмехнулся я. - Повторяю - мне нужен Скайл.
- Я тоже повторяю - Скайл перед вами. Это я.
- Вы уж простите, но Скайла я прекрасно знаю в лицо. Это - не вы.
- Послушай, ты... - незнакомец сделал шаг мне навстречу...
...когда Пес, громко гавкнув, прыгнул.
Я не успел ничего сказать. Посох ударил моему другу в грудь, Пес упал, хотел подняться, но жестокий человек ударил опять.
Он бил его снова и снова, а я стоял и смотрел.
Нужно было помочь, но я не двигался с места.
Человек в белой мантии стоял, тяжело дыша, выставив перед собой посох. По лицу его градом лился пот.
Потом он повернулся к растерянному мне и прошипел:
- Убирайся прочь. Убирайся.
- Но...
- Просто уходи. Скайла тут нет, ты прав. Прав... только уходи.
Я бросил последний взгляд на труп моего друга Пса, потом - на его убийцу, и пошел к выходу из поместья. Когда калитка за спиной уже закрылась, я повернулся и посмотрел на стоящего у порога человека.
- Никому нельзя отказывать в последнем желании. Никому.
Сказав это, я поплелся прочь.
Он еще долго смотрел мне вслед.
Я снова брел по опустевшему городу, но теперь моим спутником был только ветер. Я вновь был один - без друзей, без целей, без надежд.
Все, что мне оставалось, это просто идти, и я шел.
По странному наитию я завернул в один дворик - такой же, как и десятки других в этом городе.
Однако этот, подсказывало мне что-то, был отличен от многих.
Неожиданно меня замутило. Голова закружилась, и я, дабы не упасть, оперся на стенку.
- Черт... - пробормотал я еле слышно.
Ноги отказали. Цепляясь дрожащими пальцами за шероховатости в древней стене, я сполз вниз и замер на земле. Рот мой был широко раскрыт, слово в беззвучном крике.
Мне показалось, что вот именно сейчас она захочет посмотреть мне в глаза и забрать из опустевшего города туда...
...не знаю куда.
А, впрочем, так ли важно знать? Где есть место на земле хуже, чем этот, родной и в то же время чужой мне город?
- Грег? - услышал я голос.
Он показался мне смутно знакомым.
Я с трудом поднял голову.
Передо мной стояла красивая темноволосая женщина в простом, но опрятном платье. Вид у нее был испуганный.
- Вот, значит, какой ты решила прийти ко мне? - грустно улыбнулся я. - Что ж, забирай меня. Я не против. А даже если б и был - какое тебе до этого дело? В любом случае - мне осточертел этот город, эти картонные люди... никто не узнает меня, никто не хочет узнать...
- Грег, - перебила меня она. - Это я, Шона.
- Шона? - усмехнулся я. - Знавал я одну Шону... Но ты - не она. Я бы сразу узнал!
- Нет, нет, Грег! - воскликнула женщина. - Это я! Я! Я, Шона, которую ты спас в тот вечер!
- Тебя? Нет, ты не можешь быть... не можешь быть Шоной! Я бы... сразу узнал тебя!
- Я не знаю, почему ты не узнаешь, Грег, но я не лгу. Ты спас именно меня. Помнишь? Сын графа, Патрик, он хотел овладеть мной, но тут мне на помощь пришел ты со Скайлом...
- Ты знакома с Шоной? - спросил я.
Женщина, казалось, находилась в крайней степени отчаяния.
- Что же с тобой такое, Грег?! Я думала, ты изменился только внешне... но и внутри ты стал другим... Боже, как же так вышло? Как ты забыл меня?
- Я не менялся! - заорал я неожиданно зло. - Я помню Шону, помню Скайла, Билли Уоркера, помню даже старика Джека из трактира! И я видел сегодня людей, выдававших себя за них, но это были не они! Не они, понимаешь?! Вы все врете! Я помню их всех, помню! Я не мог забыть!
- Ты помнишь о них, Грег, - покачала головой моя собеседница. - Но не их. Ты видишь их и не узнаешь.
- Нет, нет, нет... Этого не может быть! Как я мог забыть... забыть мою Шону, ту, которую так любил?
Слезы побежали по ее щекам, стараясь обогнать друг друга и поскорее разбиться о землю.
Одна за одной... одна за одной...
- Как я могу забыть проклятого ублюдка Патрика, который решил обесчестить мою Шону? Как я могу забыть Скайла, предателя Скайла, который донес на меня страже? А Билли Уоркера, вместе с которым мы выросли?
- Бедный мой Грег... - пробормотала женщина. - Как же так получилось, как?
Я бормотал что-то еще, сам не понимаю, что. Это были уже не предложения, не слова - лишь отдельные бессвязные звуки.
- Боже! Боже! - закричала моя собеседница, всплеснув руками. - Да ты бредишь! Скорей, скорей...
Она подхватила безвольное тело под мышки и, кряхтя, потащила его в дом.
Я смотрел на эту сцену уже со стороны.
Рядом, часто виляя хвостом, лаял Пес.
- Пойдем, мой друг, - сказал я, продолжая смотреть на дверь ее дома.
Да, пожалуй, в этой женщине есть что-то от Шоны... может, даже больше, чем я предполагаю.
- Ты идешь? - спросил я у сгорбленной фигуры в балахоне, что стояла за моей спиной.
Она молча кивнула.
Мы вышли на главную улицу и пошли к выходу из чужого города.
Пес радостно лаял и семенил рядом, она шла неспешно и бесшумно.
Уже будучи за воротами, я обернулся и некоторое время стоял, созерцая крыши домов, темные и светлые глаза-окна, старые, побитые временем вывески.
- Прощай, мой город, - сказал я и, развернувшись, пошел дальше, сопровождаемый лишь Псом и Смертью.
В чужом городе все люди - свои.
Но чужаки им - чужие.
Моим последним желанием было найти свой чужой город.

Мы брели мимо рыжих лесов, желтых полей, под серым небом; брели молча. Пес семенил рядом, время от времени он смотрел на меня, а я - на него. И улыбался.
Моя спутница шла впереди. Ни разу она не обернулась - понимала, что бежать нам некуда да и незачем.
Я не понимал только одного - зачем мы идем? Почему нельзя сразу перенестись куда-то - в ад, в рай, неважно - в то место, где все наконец-то решится?
Однако задать эти вопросы моей новой подруге я не осмелился. Не знаю, почему. Вроде бы и терять уже нечего, а все равно не по себе.
Я представлял ее голос, который, наверное, был холоднее льда, но обжигал как пламя, и невольно вздрагивал.
Общаться с молчаливой проводницей? Нет, нет... это не по мне... не по мне...
Не знаю, имеет ли смысл время после смерти, но мне показалось, что шли мы не меньше часа.
Нетерпение переполняло меня, как, впрочем, и странное любопытство - куда же мы все-таки направляемся?
Наконец мы вышли к городскому кладбищу. За железной оградой находились памятники, надгробные плиты, таблички с эпитафиями... Здесь были и древние могилы, и совсем новые; здесь были все - великие герои и презренные трусы, градоправители и революционеры, стражники и воры.
Перед смертью все равны. Через века люди забудут, где лежит мерзавец, вырезавший полгорода, а где - доблестный солдат, который ценой собственной жизни расправился с маньяком.
Для потомков останутся только потертые надгробья с именами. "Джим" и "Билли", например.
Только имена...
Моя проводница повела меня прямиком на кладбище. Она долго бродила между надгробиями, прежде чем остановиться у одного из них.
Мы с Псом тоже замерли. Я посмотрел на табличку.
"Хелен Детрих".
Годы жизни...
Ужасно.
Всего двенадцать лет.
Она умерла, еще будучи маленькой девочкой, так и не распробовав проклятую горькую жизнь...
Рядом с этой могилой была еще одна.
Лицо мое окаменело.
Мальчишка умер в одиннадцать.
Я переводил взгляд с одного камня на другой, с другого на третий...
Десять, тринадцать, девять, десять, одиннадцать...
Здесь были похоронены дети.
Одни лишь дети.
Что могло с ними случиться? Мор? Чума?
- Ты.
Я не сразу понял, кто это сказал. Доселе хранившая молчание, моя спутница решила его нарушить.
- Я? Что "я"?
- Их убил ты.
- Что?! Я?! Как?!
- Проклятье сожрало твою память. Ты ничего и никого не помнишь. Но о тебе не забыли, Грег.
- Проклятье? Не забыли?
- Каждый божий день они проклинали тебя, Грег. Целью их жизни стала твоя смерть. Они молили и Бога, и Дьявола, чтобы те забрали твою мерзкую душонку, молили, чтобы ты сдох на этих рудниках... Ты не сдох. Но то, чем ты стал, наказание почище смерти.
- Кто это - они?! Кто?!
- Родители этих детей. У тебя когда-нибудь были дети, Грег?
- Нет... - ответил я растеряно, все еще не понимая, к чему ведет моя спутница.
- А у них - были. И ты забрал их, забрал девять невинных малышей, потешился с ними и убил. Твой друг Скайл рассказал страже не то, о чем ты думаешь. Он рассказал им про детей.
- Раздери тебя Дьявол! - зло воскликнул я. - Я не убивал детей! Не убивал!
- Меня не обманешь, Грег. Я знаю все о тебе, знаю обо всех твоих добрых и дурных делах. Только одна вещь доселе была мне неизвестна - то, что ненависть может быть столь сильной.
Я смотрел на могилу тринадцатилетней Хелен и не знал, что сказать в ответ.
- Проклятье лишило тебя памяти, превратило твое некогда красивое лицо в уродливую маску. Твои внутренние органы поражены заболеваниями, неизвестными медицине. Ты - ходячий труп, Грег. Немного лучше зомби, потому что все еще можешь мыслить - крохи разума пока что остались, но и они не вечны...
Совсем немного, Грег. Совсем немного осталось.
- Черт, черт... Я не верю! Не верю! Как это могло произойти? Зачем я убивал их?
- Ради забавы. Тебе всегда было скучно жить, Грег, и ты постоянно искал новые развлечения даже за гранью дозволенного. Ты часто говоришь эту фразу - "Никому нельзя отказывать в последнем желании. Никому". Говоришь невпопад, говоришь, не понимая, что она значит... Ты говорил ее детям, каждому из них. Когда они просили тебя отпустить их домой, ты произносил эти слова, успокаивая их, а потом - убивал... нещадно... мерзко...
- Неужели я был таким негодяем?
- Ну... в тебе, как и в любом другом человеке, было нечто светлое. Все дело в том, что ты не различал хорошее с плохим. А плохое ведь манит, манит много сильнее...
- Значит, теперь мне прямая дорога... в ад? - осторожно поинтересовался я.
- Не все так просто, Грег. Ада и рая на самом деле нет; ты не будешь парить в облаках или гореть в подземных чертогах. Есть только жизнь. И во что ее превратишь ты - в ад или в рай - решать только тебе.
- Это значит, я еще могу все изменить? Превратить свою жизнь в рай?
- Ты - нет.
- Но почему?
- Я называю это "гранью возврата". Перешагнув через нее, ты теряешь возможность что-то менять. Ты уже сделал свой выбор, Грег. Перешагнул через грань возврата.
- И что же теперь? Ад?
- Ада нет, - повторила моя собеседница. - Есть жизнь и смерть. Смерть - ничто, ни боли, ни наслаждения.
- Значит, я умер? Или умру? Меня ждет смерть?
В этот раз она не торопилась с ответом. Взгляд ее был тяжел, как пушечное ядро; даже Пес замер у моих ног в ожидании приговора.
- Тебя ждет жизнь.
С этими словами моя проводница развернулась и двинулась прочь.
- Куда ты?! - закричал я ей вслед. - Стой! Что это значит?
Она даже не обернулась.
Я посмотрел на пса.
Или, точнее, на то место, где он был секундою раньше.
Мой друг бежал за уходящей прочь старухой.
- Пес! Пес! - заорал я отчаянно. - Вернись, прошу! Пес! Не оставляй меня...
Он будто не слышал.
Мир опустел.
Я стоял один посреди кладбища. Ветер рвал мою одежду, бил в лицо, будто негодуя на меня за что-то.
За что-то?..
Я посмотрел на могилы. Десять, двенадцать, опять десять, девять...
Дети, совсем еще дети...
Краски поплыли, смешались, дав мне лишь черный цвет.
Наверное, я потерял сознание.

Дождь бил каплями, струйки телки по моему лицу, проваливаясь за ворот куртки.
Я открыл глаза.
Это был тот двор, в котором меня нашла Шона, и я лежал на том же месте, где упал.
Дверь в дом была открыта.
Кряхтя, я поднялся на ноги и побежал, хромая. Правая нога болела, будто кто-то вбил в колено гвоздь, но в тот момент мне было плевать на боль.
- Шона! Шона!
Внутри царил полумрак. Лишь одинокий канделябр на старом комоде дарил свет.
- Шона!
Шона висела в петле под потолком.
Смерть забрал ее у меня с той же легкостью, что и Пса.
Я зажмурил глаза и стиснул зубы.
Я остался один.
Остался жить.

Одинокая тень бродила по городу, заглядывала в мусорные баки, грелась у костров и часто кашляла. Люди не обращали на нее внимания, проходили мимо, даже не удостаивали взглядом.
Старая заброшенная хижина у южных ворот стал ее домом. Поговаривали, что внутри жили приведения, а подвалы кишмя кишели нечистью, но это была неправда.
В доме жила только тень.
Одна, позабытая всеми, никому не нужная тень, лишенная даже того, кто ее отбрасывал.
Этой тенью был я.
Перешагнувший за грань возврата и обреченный на жизнь...
...идиот.